У меня есть пачка книг, которые похожи друг на друга: это внутренние путешествия героев, иногда саги, с обрывочными, но емкими мыслями. В них не всегда понятно что происходит и нужно усилие, чтобы ухватиться за нить понимания, но ухватывая — ловишь какой-то дикий необъяснимый кайф. Я перечитывал их не меньше десятка раз и могу их перечитывать в любое время. А пока читаю — режиссировать обстановку и события внутренним взглядом. Не знаю как это работает, но работает. Магия.
Вот эта пачка, расскажу о каждой книге максимально сжато.
«Тишина» Питера Хёга
Скандинавский детектив-триллер про клоуна с чутким слухом, который ищет тишину в мире и спасает девочку от вселенского насилия.
«Настоящая свобода — это свобода от необходимости выбирать, потому что все уже и так совершенно».
Интересна история самого Питера Хёга, который много кем работал, потом стал писаталем-затворником и редко дает интервью.
«Сиротский Бруклин» Джонатана Летема
Тоже детектив, но американский. Главный герой — сирота с синдромом Туретта, который вместе с еще тремя сиротами работает то ли в транспортном, то ли детективном бюро. Когда их покровителя убивают, главный герой начинает расследование.
«Что сказал буддист продавцу хот-догов? Что? Мне один со всем».
К слову, скоро выйдет фильм, который срежиссировал Эдвард Нортон. В ролях он сам, Брюс Уиллис, Уиллем Дэфо и лично я жду.
«Стоянка человека» Фазиля Искандера
Главная книга, которая рассказала про стержень и человека. Это история молодого журналиста, который дружил с Виктором Максимовичем — фронтовиком и изобретателем махолета, движимого мускульной силой. Часть историй от лица журналиста, часть самого Виктора Максимовича.
«И вдруг жизнь встает в таком разрезе, что все твои ошибки, неудачи, страдания – это абсолютно необходимая цепь к той мысли, к тому пониманию времени, которое ты, оказывается, обрел. И ты с ужасом осознаешь, что ничего не понял бы, если б не эти страдания, если б не эти неудачи, не эта боль. Господи, как точно все сложилось! Два-три везения там, где не повезло, и я бы ничего не понял!»
«Сердцебиение» Кэндзи Маруямы
Рассказ страниц на 200 о том, как человек устраивается работать в дом дворецким, где живет немногословный возможный террорист. Вроде ничего не происходит, вроде детектив, но все не то — это вообще какая-то самобытная история, которая захватывает, а потом накрывает послевкусием.
«Перед тем как уйти насовсем, жена мне сказала такую вещь: когда я к ней сватался, она хотела отказать, но, узнав, какой я прекрасный работник, изменила свое решение».
«Ильгет. Три имени судьбы» Александра Григоренко
Эпос о жизни северных народов тайги, живших в 13 веке: ненцев, остяков и прочих племен. Язычество, мифология, переживания, выживание — которое сметается приходом монголов (и ничем толком и не заканчивается).
«Я научу их самой великой мудрости, которую дала мне моя участь, - имея свое, никогда не желай большего, моли всех бесплотных, чтобы какой-нибудь коварный дух не вдул в твой нос эту ядовитую, смертоносную мысль. С первым же вдохом она отравит тебя и всех, кто рядом».
«Опыт еще не есть мудрость». Интервью Александра Григоренко на Теориях и Практиках
«Чапаев и Пустота» Пелевина
Еще одна главная книга о Чапаеве, метабуддизме, пустоте, Пустоте, внутренней Монголии, шапке с буйной головы.
«Мир, в котором мы живём — просто коллективная визуализация, делать которую нас обучают с рождения».
«— Мне не понравился этот комиссар, — сказал я, — этот Фурманов. В будущем мы можем не сработаться. — Не забивайте себе голову тем, что не имеет отношения к настоящему, — сказал Чапаев. — В будущее, о котором вы говорите, надо ещё суметь попасть. Быть может, вы попадёте в такое будущее, где никакого Фурманова не будет. А может быть, вы попадёте в такое будущее, где не будет вас».
«— Хорошо, - сказал я. — Я тоже задам последовательность вопросов о местоположении.
— Задавай, задавай, — пробормотал Чапаев.
— Начнем по порядку. Вот вы расчесываете лошадь. А где находится эта лошадь?
Чапаев посмотрел на меня с изумлением.
— Ты что, Петька, совсем охренел?
— Прошу прощения?
— Вот она».
«Хромая судьба» Стругацких
Две книги в одной. В одной писатель пишет книгу всей жизни и встречается с нейросетью, которая готова оценить его уровень таланта. Во второй — та самая книга всей жизни про город в вечном дожде, писателя Банева и мокрецов из лепрозория.
«— Драться вы хоть умеете?
— Умею.
— Это хорошо, я люблю смотреть.
— Смотреть я тоже люблю».
«Перс» Александра Иличевского
Я не знаю как это описать. Вся проза Иличевского кажется мне бесконечным судовым журналом наблюдений извне и вовнутрь, мысль перескакивает с одного на третье, но если приловчиться (а у меня получается), то начинаешь воспринимать его наощупь.
Впрочем, это касается и его стихов. Вот любимый:
ОКНО IX
Сегодня я обнаружил, что окно превратилось в дверь.
Как это произошло — не известно. Известно, что было потом.
Но как превращенье проверить? Как кажимость в явь провести —
вроде бы окно остается окном во двор, но кажется — это дверь.
Тогда я вошел в него — отворил и шагнул. Что я увидел?
Лужайку, вокруг — дички апельсинов, кусты олеандров, под ними
лежали вон там и вон там и — о Боже! — рядом совсем крылатые звери,
числом всего три. Я подумал в кошмаре — крылатые леопарды,
и вот они встретят меня. Но я оказался для них невидимкой.
Я просто стоял и смотрел на то, чем они занимались.
Вроде бы ничего страшного, вроде бы все как надо — ели они там что-то.
Но вскоре, вглядевшись, я понял, что так меня сразу смутило.
Вся странность виденья была в том, что именно там, за окном, они жрали.
Держа в мягких лапах, урча, они разрывали на части числа...
Числа множились и различались, исчезали в пасти и вновь появлялись.
Тогда я схватил — страшный рык — и мигом таков был обратно.
В руке оказалось три.
«Ромовый дневник» Хантера Томпсона
История про молодого Томпсона, который приезжает в Пуэрто-Рико, напивается, устраивается в газету, влазит в авантюры, напивается, влюбляется, напивается — и это все очень хорошо и емко. Многие жалуются, что книга обрывается внезапно и смазанно, но вы не верьте.
«— И с тобой то же самое, — сказал Йемон. — Мы все проходим по одним и тем же проклятым местам, занимаемся одной и той же чертовщиной, которой люди уже пятьдесят лет маются, и всё ожидаем, что вот-вот что-то случится.
— Он поднял взгляд. — То есть — я бунтарь, я не прогибаюсь... и где же моя награда?
— Ты мудак, — пробормотал я. — Нет никакой награды. И никогда не было.
— Кошмар какой-то! — Он взял бутылку и допил её из горлышка.
— Мы просто алкаши. Алкаши беспомощные. А, чёрт с ним — вот вернусь в какой-нибудь богом забытый городок и стану пожарным».